Книги о Милен Фармер

Будапешт встретил съемочную группу резким, сухим морозцем. Снега на улицах было довольно много, и его ослепительная белизна больно резала неискушенный глаз. Город жил в предвкушении еще одного праздника. Но на лицах некоторых прохожих уже поселилась гримаса скуки. Однако, возбуждение не проходило. Улица были заполнены шумной, веселой толпой; то тут, то там вспыхивали фейерверки. В парках, мимо которых проезжал автобус съемочной группы, проходили народные гулянья. Всюду были расставлены палатки с различными сладостями. Молодые торговки в национальных одеждах бойко зазывали людей, рассказывая различные прибаутки, да библейские сказания. Здесь витал дух невозвратно ушедшего прошлого, которое так хотелось бы вернуть.

Чуть вдалеке красовались исполинские ледяные скульптуры, по которым, словно маленькие обезьяны, карабкались радостные детишки, не обращая внимание на предостерегающие восклицания заботливых родителей. Вдоль всех улиц мерцали разноцветные огни.

На мосту через Дунай, соединяющий Буду и Пешт, народу было настолько много, что даже движение остановилось. Толпа же была похожа на болельщиков английской национальной сборной по футболу после победы их любимой команды. Они кричали, шумели, радовались друг другу, поздравляли всех с Рождеством.

Милен с удивлением наблюдала за этой детской радостью из окна автобуса, который застрял посреди моста. На улицах Парижа редко можно было увидеть столь бурное празднование Рождества. Но не только она была изумлена; вся съемочная группа прильнула к окнам, похохатывая над происходящим на улице.

- Ты посмотри, что вон тот, в зеленой куртке, выделывает!.. - воскликнула Софи, обращаясь к Алану, который, словно мартовский кот, довольно жмурился от солнца и улыбался.

Он взглянул в направлении, куда указывала Софи, и тоже рассмеялся: молодой парень, нацепив на себя странную конструкцию из разноцветных перьев, стоял на перилах моста, покачиваясь и еле держась на ногах, и дерзко отбрыкивался от своего, не менее пьяного дружка, который пытался стащить неудавшегося Икара на землю. Но ему это не удавалось. Икар вскоре, собравшись с силами и обратив гордый взгляд к небу и солнцу, взмахнул крыльями и, оттолкнувшись подкосившимися ногами от перил, неуклюже с гортанным хохотом рухнул в проходившую девичью компанию, которая в мгновение ока рассыпалась с диким визгом. Толпа покатилась со смеху. Автобус тоже затрясло от взрыва безудержного смеха.

Водитель автобуса, седой, но крепкий старик-венгр, с нескрываемой презрительно-надменной гордостью взглянул на развеселившихся пассажиров и чуть слышно буркнул:

- Видали, лягушатники! В вашем болоте вам такой праздник и не снился! Да, венгры славно умеют справлять торжества, не чета вам!

Он ухмыльнулся в седые роскошные усы и, собирая мелкие морщинки в уголках поблескивающих глаз, уставился в окно.

Через некоторое время автобус все же выбрался из обступившей его толпы и миновал мост. На левом берегу Дуная было так же шумно и весело, но народу было уже меньше. С каждым кварталом улицы все больше пустели и вскоре, кроме бродячих собак и завывающих котов, на них никого не осталось.

Когда автобус выбрался на загородное шоссе и набрал скорость, каждый занялся своим делом. Тем для разговоров не было. Сцена на мосту немного развеселила пассажиров, однако перспектива работать и в Новый Год не очень прельщала их. Кто-то листал журналы, кто-то перечитывал сценарий, кто-то смотрел в окно, наблюдая за стремительно несшейся темной полосой леса, обступившей шоссе с обеих сторон. На задних сидениях, удобно устроившись, мирно посапывали те, кто слишком бурно отметили Рождество. Алан, откинувшись на спинку сиденья и скрестив на груди руки, насвистывал незамысловатую мелодию и разглядывал какой-то плакат на стекле позади водителя, абсолютно не придавая ему значения и не ища в нем смысла. Милен же, надев наушники и машинально шевеля губами в такт негромкой, меланхоличной песни, прислонилась головой к стеклу и дремала. Иногда от неожиданного толчка она нехотя приоткрывала сонные глаза, но через минуту она опять дремала.

В долину автобус приехал около 6 вечера. Еще в Париже Алан и Тьери Сак, менеджер Милен, решая, где будут проходить съемки "Тристаны", очередного клипа из серии "Пепел Луны", встали перед распутьем - либо долина Ля Путца в 50 км от Будапешта, либо долина Снов, которую иначе называли Лесной долиной. После долгих споров решили снимать в долине Снов, так как Ля Путца - слишком открытая долина, что не совсем подходило по сценарию, а переписывать сценарий у Алана не было ни малейшего желания. Поэтому они отправились в долину Снов.

Долина была необъятной, казалось, пустой, да и поблизости, действительно, никого из живых не было. Съемки клипа планировали проводить в течение двух недель с учетом подготовки. Съемочную группу пришлось разместить в небольших сборных коттеджах, которые были установлены еще ранее. Неподалеку от коттеджей стояли фургоны для перевозки лошадей, доставленные в долину за день до приезда группы, а также фургон с волками из Королевского зверинца.

Еще на подъезде к долине было слышно резвое лошадиное ржание, а за поворотом, где открывался вид на потрясающую красоту зимней долины, семь роскошных коней из конного клуба Поршефонтен с Елисейских Полей разминали свои застывшие от долгой поездки суставы. Словно молодые жеребята, они резвились, прыгали друг на друга, мотали головами, били копытами по мерзлой земле, пытаясь вырваться от сдерживающих их конюхов. Они даже внимания не обратили на подъехавший автобус.

Остановка и внезапно наступившая тишина вывели Милен из дремоты. Она покачнулась и, открыв глаза, увидела за окном Алана, пожимавшего руку главному конюху. Сзади послышалась возня и обреченные вздохи. Володя Ивченко, игравший Разукина, спал на переднем сиденье, но когда на него, притомленного в теплоте салона, пахнуло холодом, он недовольно крякнул и, потянувшись, поднялся на ноги, разгибая затекшую спину. Обернувшись и увидев забавную идиллию, он улыбнулся: почти вся съемочная группа спала. Довольно долгое и утомительное путешествие сморило их. Автобус просыпался медленно, однако кое-кто уже потягивался. Милен, перешагнув через чью-то сумку, подошла к Ивченко.

- Ты выходишь? - спросила она.

- Спроси по-русски. Ну, вспомни, как я учил тебя...

- Смеешься?! Уроки, конечно же, не прошли даром, но...

- Попытайся.

- Владимир, мне самой над собой смешно, так что не усугубляй. У нас еще будет возможность попрактиковаться. Ну же, выходи...

Он пропустил ее вперед.

- Сперва нужно разбудить этих, - усмехнулся он, кивая в салон. - Хорошо сама-то поспала?

- Недурно... только трясло, - она вздохнула. - Не люблю я эти автобусы.

Она спрыгнула со ступеньки на рыхлый, мягкий снежок и вдохнула воздух. Он показался ей кисловато-сладким на вкус и таким насыщенным, что даже в глазах на мгновение потемнело.

- Алло, господа! - услышала Милен за спиной громовой голос Ивченко и улыбнулась. - Подъем! Мы уже приехали, а вы всю красоту проспали!

Володя шутливо расталкивал спящих и подбадривал уже пробудившихся. Из автобуса вылезали заспанные актеры, осветители, операторы, ассистенты, звукорежиссер. Последним вылез Жан-Пьер Бонэт, который, несмотря на все возражения Милен, все же умудрился навязаться в эту поездку.

- Так. Располагайтесь в этих домиках, - сказал Алан. - Сейчас... около пяти... Хорошо. План на вечер: раскладывайте свои вещи. Потом заканчиваем с декорациями. Одна группа - у хижины, другая - у дворца. В 8 - ужин. Отбой в 10 часов. Все должны хорошо выспаться. Зав- тра начинаем в 9. Ясно?

- Ага...

Люди, собрав свои котомки, стали расходиться по коттеджам. Милен подошла к Алану, уже дававшему указания группе декораторов.

- Алан, не поздно ли в 9? - спросила она.

- Нормально. Светает как раз около девяти. Сейчас ведь середина зимы, Рождество. Нет смысла вставать в 6. Еще темно. Согласна?

Он отвернулся и, взяв под руку главного оператора, Жерара Симона, отошел с ним, указывая на долину и убеждая его, что "подвижки" нужно устанавливать именно вдоль кромки леса, чтобы захватить и бег, и погоню казаков, а после - волков.

Разложив вещи, Милен решила прогуляться: долина Снов манила ее своей загадочностью. Существовала красивая легенда о двух любящих душах, нашедших пристанище в этой долине.

"Когда-то давно, когда Солнце было молодым и веселым, когда звезды резвились на небе и играли в прятки, жили на большой и прекрасной земле Янош и Грета. И любили они друг друга больше жизни, больше смерти, больше Бога. Но был у них враг лютый - Миклош. Желал он сделать Грету своей женой. Много разных козней строил он Яношу. Но слаб был Миклош, чтобы побороть любовь Яноша и Греты. Озлобился он, гнев и ярость овладели его разумом. И тогда решился он... Заманил Миклош Яноша и Грету обманом в далекую и холодную долину, где царствовала пустота, и от скорбного безумия своего пронзил он копьем их любящие сердца. Медленно, все так же держа друг друга в объятиях, смотря в неугасающие глаза друг друга, полные любви и нежности, Янош и Грета опустились на колени и пали ниц перед убийцей. Но опять Миклош оказался слабее. Смертельное копье, поразившее сердца, навечно соединило их. И заснули Янош и Грета вечным сном влюбленных. А Миклош, увидев мертвое тело Греты, вдруг опомнился и возопил, запричитал над ней. Слезы горячие и кровавые сбегали с ослепших глаз Миклоша, падали на бездыханные, недвижимые тела. И вдруг вновь ожили страстные сердца, забились, заклокотали. И вспорхнули души влюбленных в небеса, держась за руки и кружась в воздухе, а Миклош стоял на коленях и лил кровавые слезы, пока не истлел и не рассыпался. А на месте том выросло деревце: стволец тоненький, согнутый к земле, будто в немом поклоне, а листья все сухие и красные, будто слезы кровавые. И до сих пор по ночам то деревце качается и стонет, а листья его медленно опадают... Где-то в долине Снов... Там, где спят влюбленные."

Вспомнив эту легенду, Милен поежилась, представив ужасную сцену убийства, тела в крови, крики и стоны Миклоша. Но в то же время в ней взыграло любопытство. На мгновение она захотела отыскать это деревце. Но разум сухо рассмеялся над этим желанием, не принимая на веру "какую-то сказку".

В стороне заржал конь, и это вывело Милен из невольной задумчивости. Оглянувшись, она увидела красивого молодого жеребца белой масти, который резво бил копытом по утоптанному серому снегу, похрипывая, наклоняя голову, фыркал и грыз удила, приглашая хозяина сесть в седло и пустить его, коня, бешеным скачем. Но Поль, его хозяин, не обращал на заигрывания коня внимание, он чесал ему гриву.

Только увидев коня вновь, Милен поняла, осознала, как давно она не общалась с этими чудными творениями природы. Милен еще с раннего детства питала слабость к лошадям. Они были единственным, помимо кинематографа, и очень страстным увлечением Милен. Впрочем, они до сих пор оставались им. В конюшнях она отдыхала. Эти ласковые, нежные животные были способны уловить малейшее изменение в ее настроении. Они понимали ее. Больше всего Милен обожала разговаривать с ними. Лошади были немыми и благодарными слушателями. Они не спорили, не отвлекались; они сочувствующе смотрели на Милен и слушали. Они всегда находили время для нее. Милен же находила у них то, чего ей так не хватало в общении с немногочисленными друзьями, родителями - любовь. Она наконец-то могла чувствовать себя нужной кому-то, заботиться о ком-то. Одним словом, лошади для Милен были самыми близкими существами, и она безгранично любила их.

Милен, улыбнувшись, подошла к жеребцу, который доброжелательно потянулся к ней и ткнулся мокрой мордой ей в руку, и стала его гладить. "Боже, как давно я не была в седле!" - мелькнула мысль.

- Поль, вы позволите мне прокатиться на вашем красавце? - поинтересовалась она.

- Это не так-то просто, как кажется. Этому нужно учиться, - усмехнулся Поль, - Он очень прыткий.

- Ну, я тоже не подарок...

- Одно дело, вы...

- Может, я все-таки попробую?

Он пожал плечами.

- Давайте, я подсажу вас, - предложил он, подставляя руки. - Только не гоните его, а то упадете и все кости переломаете.

В свою очередь усмехнувшись, Милен с легкостью вскочила в седло и вновь ощутила то чувство превосходства над миром, которое всегда охватывало ее, когда она была верхом.

Сперва она пустила коня шагом, но в Нероне (так звали жеребца) было столько энергии, сил и желания лететь по этому бескрайнему снежному полю, что Милен перевела его на легкий аллюр, а потом погнала бешеным галопом. Поль и другие наездники с удивлением смотрели ей вслед.

Милен словно переродилась. Она просто слилась с Нероном, чувствуя необыкновенную гармонию с его существом. Это было дитя природы. И соединяясь с ним в невероятной скачке, Милен тоже становилась частью этой природы. Ее глушил холодный, терпкий ветер, яркие снежные блики слепили ей глаза, наполненные слезами. То были слезы радости от осознания той живой скорости, которая всегда так возбуждала Милен. В ней проснулся дикарь. Ей хотелось кричать, визжать от счастья, клясть всех и вся на свете (неважно за что); она еще сильнее ударяла Нерона в бока, заставляя его нестись быстрее и быстрее. Прорезавшийся крик ее внезапно перешел в хохот, огласивший холодные снежные просторы долины. Она забыла о времени, о пронизывающем ветре, обо всем на свете. Милен лишь неслась вперед, прижимаясь к жилистой, покрывшейся мерзлой испариной шее жеребца, жмуря, словно кошка, от удовольствия глаза.

Густой мрак начал облизывать туманные очертания далекого горизонта, постепенно проглатывая его. Темные клешни мглы уже ухватились за верхушки елей и сосен, глуша последние отблески покорно уходящего солнца. В небо поднималась владычица ночи - луна. Деревья стали терять свою утреннюю приветливость и изящность. Медленно, но верно они сливались в единую мрачную, пугающую массу. Черные как смоль вороны с каркающими криками злобно срывались с еле различимых веток деревьев и уносились ввысь, к единственному клочку света в неумолимо наваливающейся тьме - к луне. Снег, отражая окружающую мглу, становился все более синим. Одинокие холодные блики королевы ночи, не находя себе пристанища, скорбно бродили по неприступной, режущей корке вечернего снега.

Ошалело закусив удила и прижав уши, Нерон бешено выбрасывал вперед ноги, подчиняясь еле уловимому желанию своей наездницы, которая уже полностью овладела его существом. Но вдруг поводья резко и лихорадочно натянулись, отчего конь, дико заржав, встал на дыбы, чувствуя, как наездница, чтобы удержаться в седле, прижалась к нему еще крепче и еще сильнее натянула поводья. Громадная тень Нерона взметнулась и упала на снег. Белый жеребец недовольно фыркнул и уперся слегка дрожавшими ногами в мерзлую землю.

У Милен кружилась голова; внезапная режущая боль пронзила ее живот и мгновенно охватила все тело, сознание на миг провалилось в томную тишину покоя, комок подкатил к горлу, и Милен поперхнулась. Она склонилась к земле, обхватив мощную шею Нерона. Чувствуя, что что-то неладное происходит с его седоком, Нерон притих. Необъяснимый страх завладел разумом Милен, но отступил так же внезапно, как и возник. Вместе с ним ушла и боль, заставившая Милен согнуться пополам. Сознание вскоре вполне прояснилось. Милен почувствовала холодный ветер, который бросил ее в дрожь. Она медленно выпрямилась в седле, боясь резкими движениями вновь пробудить неприятные ощущения, и открыла глаза, смотревшие уже по-новому.

... Она была одна в темной долине...

Милен потянула поводья влево, но Нерон упрямо мотнул головой и не сдвинулся с места. Она дернула сильнее, прошептав:

- Ну же, домой... назад...

Страх заставлял сердце биться быстрее. Нерон, смирившись, повернул назад, пытаясь вновь перейти на галоп. Но Милен умело сдерживала буйный пыл коня, заставляя бежать рысью.

Когда Милен вернулась в лагерь, ее выбежали встречать. Все уже начинали беспокоиться и были рады ее возвращению. Алан рванулся было к ней, но, заметив выражение ее лица, остановился. Милен спрыгнула на землю, передав поводья Полю, и не замечая никого, направилась к себе в домик, уныло опустив голову. Алан догнал ее и пошел рядом.

- Почему ты так долго? Мы уже начали волноваться.

- Незачем обо мне волноваться, - грубо отрезала она.

- Ты что?! - удивился Алан. - Что случилось?

- Ничего не случилось! - также сухо ответила она, обгоняя Алана. - Оставь меня!

- С лошади ты упала, что ли?! - обиженно крикнул ей вслед разочарованный Алан и, сплюнув, обреченно побрел прочь.