Книги о Милен Фармер

Перелет занял часа два, и все это время Алан хранил молчание. Настало время молчать и думать. Периодически на него находила удручающая хандра, он переставал что-либо делать, запирался в своей квартирке, отключал телефон и даже автоответчик, не ел, не пил. Просто лежал на полу посреди комнаты, скрестив руки за головой и уставившись в зеркальный потолок, и думал. Иногда это продолжалось днями, иногда - часами. Когда темы для размышления заканчивались, он вставал, принимал душ и ехал в студию работать. И не важно - был ли еще день, или уже наступала ночь - благо работы всегда хватало. Эта привычка так переживать черные полосы в своей жизни осталась у него еще с ранней юности, которую он провел на содержании у иезуитов.

Он был старшим из пяти детей в семье, и родители отдали его на воспитание монахам. Алан был довольно своенравным ребенком, не терпящим рутины и суровой дисциплины, и часто делал все по-своему. За это его наказывали тем, что сажали в темную пустую комнату с небольшой окошечком под потолком и заставляли обдумывать его "дерзкие проступки". Но Алана больше влекло к литературе, нежели к самоанализу. Поэтому те долгие часы одиночества он использовал лишь за тем, чтобы обдумать то очередное произведение, которое ему удалось тайком прочесть ночью, под одеялом с фонариком. Именно тогда, в тишине и спокойствии, у него возникала та необычная интерпретация прочитанного, которая делала его непохожим на остальных своих сверстников. С тех пор Алан и свои проблемы решал только таким путем - путем погружения в себя.

Милен за два года работы с ним уже привыкла к его причудам и знала то, что если Алан молчит, значит, она тоже должна молчать, иначе все ее попытки поговорить с ним, когда на него находила хандра, оканчивались провалом: либо он кричал на нее, либо продолжал молчать, как каменный истукан. Милен не обижалась на него, но и не понимала. Сейчас настал именно такой момент, и Милен старалась ничем Алану не докучать.

Весь полет он невидяще смотрел в иллюминатор и что-то тихо бормотал. Его пальцы отбивали дробь на подлокотнике, губы тряслись, он весь напрягся. Со стороны он был похож на умалишенного. Казалось, что он сейчас упадет на пол и забьется в конвульсиях. Даже стюардесса поинтересовалась его самочувствием, но Алан не обратил на нее никакого внимания.

- Не беспокойтесь, мадемуазель, - вмешалась Милен. - Он со мной.

- Но мсье, кажется, плохо!

- Нет-нет, с ним все в порядке, просто... он боится высоты.

- Ну, если вы так уверены...

Бортпроводница подозрительно посмотрела на Алана, потом на Милен. Милен доброжелательно улыбнулась и, проводив ее взглядом, попыталась привести Алана в чувство, но он лишь бессмысленно посмотрел на нее и снова отвернулся.

Только когда самолет приземлился, Алан немного пришел в себя, да и то ненадолго.

В аэропорту Шарля де Голля, как всегда, было много народа. Некоторые разместились в удобных креслах, ожидая своих рейсов, некоторые коротали время за стойками многочисленных баров, некоторые с безразличием, которому можно было позавидовать, бродили по магазинчикам, приютившимся по периметру всего здания аэровокзала. Основная же толпа носилась туда-сюда, сметая все на своем пути.

Оказавшись в зале ожидания, Милен стала оглядываться: в этой разноцветной толпе она искала кого-то, но не находила.

- Может, он не приехал? - подал голос Алан. Милен взглянула на него, но не ответила. Она прошлась между рядов - его не было.

- Странно, - прошептала она. - Я позвонила ему 3 часа назад. Но где же он?

И тут сквозь шум толпы и гул самолетов Милен услышала:

- Милен!

Она обернулась: пробираясь через толпу, к ней бежал тот, кого она так тщетно искала.

- А вот и Патрик, - просипел Алан, наблюдая за бегущим мужчиной.

Патрику было уже за тридцать, он был довольно высокого роста и крепкого телосложения. Его черные волосы прекрасно гармонировали с глубоко посаженными карими глазами, на подбородке выделялась ямочка. Его бледные тонкие губы всегда были сжаты, но сейчас он улыбался. И Милен тоже. Хотя они не виделись только около двух недель, оба уже успели соскучиться.

Подбежав, Патрик обнял Милен. Алан внимательно смотрел на них. Его взгляд был полон жалости и умиления. Подождав несколько минут пока влюбленные обменивались обычными любезностями, вроде легких поцелуев, прерывистого шепота, да нежных рукопожатий, Алан все-таки решил напомнить счастливой парочке о своем присутствии.

- Послушайте, ребята, может, вы все же дождетесь ночи или хотя бы возвращения домой? Ну не у всех же на глазах!

Они обернулись к Алану.

- Не будь занудой, - заметил Патрик.

- Боже мой, Алан! - искренне удивилась Милен. - Ты еще здесь?!

- А где же мне быть?!! Я без машины.

Патрик смерил Алана шутливо грозным взглядом и обратился к Милен:

- Знаешь что, мы пожалуй отвезем этого ворчуна домой, чтобы он не портил нам настроение.

- Вполне согласна.

- Я тоже, - пробурчал Алан, направляясь вслед за идущей в обнимку парочкой. - У вас и так целые сутки впереди.

Завезя Пуатье домой, Патрик и Милен отправились к себе на квартиру, которую снимали в 15-м квартале Парижа. Хотя квартира и была в довольно шикарном доме: 12 этаж, 7 комнат в два яруса, гараж, громадные балконы, на крыше теннисный корт и бассейн, прекрасный вид на Сену, она нисколько не прельщала Милен. Она всегда мечтала о собственном доме, особняке с парком, бассейном и фонтаном...

Войдя в квартиру, Милен уныло осмотрелась.

- Ну когда же, наконец, у нас будет свой дом?

- Неужели тебе так не нравится эта квартира? По-моему, она не так уж и плоха, - произнес Патрик, затаскивая чемодан и закрывая дверь.

- Согласна, неплоха, но дом... - Милен зажмурилась и тут же вновь очнулась, - O, Господи! Совсем забыла! Мне же надо съездить в студию!

Она бросилась в ванную.

- Для чего? - в Патрике опять всколыхнулась немного угасшая ревность, которая в последнее время возникала всегда, когда Милен говорила о работе, занимавшей все ее время.

Послышался шум воды.

- Наш клавишник уехал, Алан сам не хочет играть, поэтому нашел кого-то, но не знаю, сможем ли мы с ним работать. Говорят, он ужасно отвратительный тип.

- Так не берите его.

- Но он отличный клавишник.

- И что, ты собираешься ехать сейчас? - он был недоволен, но Милен будто не замечала этого.

- Да.

- Но уже почти десять. К тому же и Алан вряд ли приедет, он опять ушел в грезы. А одну я тебя туда не пущу.

- Ты мне напоминаешь мою маму. Не нужно этого, не беспокойся. А что до Алана, то он будет обязательно.

- И чем же я напоминаю твою мать?

- Она всегда вводила для меня комендантский час. Если я появлялась на улице после 8, меня ждало недельное "заключение".

- Я был бы не прочь заключить тебя на недельный срок под свою стражу.

- Патрик, лучше приготовь, пожалуйста, что-нибудь выпить.

- Например, что? - он нехотя направился к бару.

- Ну, может быть, пуэрториканкский ром.

Патрик остановился и заглянул в ванную.

- Что?! - переспросил он.

- Пуэрториканкский ром желательно со льдом.

- Потрясающе! С каждым днем я узнаю все новые и новые грани твоего "таланта". Ты что, решила спиться?

- Подай, пожалуйста, полотенце.

Патрик помог Милен закутаться и выйти из душа.

- Неужели я похожа на алкоголика? Или мне и ради праздника выпить нельзя?

- Какого праздника? - поинтересовался Робер, готовя ром.

- Какой ты невнимательный! Ну, во-первых, я все же неплохо выступила в Монте-Карло, а, во-вторых, я вернулась домой.

- А-а! Ну, конечно же, в честь таких событий не грех и выпить!

- Спасибо, святой отец, за отпущение грехов, - съязвила Милен.

- Благодари Бога, дочь моя, - отшутился он. - Эй, ром готов!

- Уже иду! - крикнула Милен. - А вот и я, где моя "овердоза"?

Патрик обернулся: Милен была в белом, белая кофточка под горло и белые брюки. Это однотонное сочетание столь светлых тонов было очень необычно для Милен. Патрик смотрел на нее и не видел, его глаза заплыли дымкой.

"Однако, мне повезло, - подумал он. - Мы любим друг друга. Чего бы еще пожелать? Лишь времени. Я не могу так. Она больше времени уделяет поклонникам, нежели мне. Хотя уверяет, что ближе у нее никого нет. Ха! Похоже, эта близость имеет для нее буквальный характер. Но, черт возьми, я все же не могу не любить ее. Этот взгляд... - он заглянул в ее глаза: будто языки пламени обожгли его, и он на минуту зажмурился, - ... как он привораживает. Словно ведьминское зелье. Я тону в этот черном чертовом омуте! Но все же, как она прекрасна!"

- О чем задумался? - прервала его мысли Милен.

- Выглядишь на миллион! - заметил он.

- Лет? - пошутила Милен.

- Да нет же! Я о цене в денежных знаках.

- Неужели, я так мало стою?! - обиженно осведомилась она, принимая бокал.

- Я пошутил. У тебя нет цены.

- Спасибо. А как насчет тоста?

- Tоста? - Патрик призадумался. - ОК. Давай выпьем за то, чтобы ты никогда не сходила с достигнутого пьедестала, а только стремилась ввысь.

- А я выпью за твой проект и новое назначение.

Патрик улыбнулся в знак благодарности и, лишь немного пригубив рома, поставил бокал на место.

Милен же, словно забыв о крепости напитка, сделала большой глоток. И тут же ее глаза округлились, она затрясла головой, замахала руками, выронив бокал. Она пыталась что-то сказать, но ее язык будто онемел, и все, что она могла сделать, так это промычать. Наблюдая за такой реакцией, Патрик расхохотался и поспешил подать ей воды.

- Возьми, выпей... Может, полегчает... - он снова рассмеялся. - Кажется, насчет овердозы ты была права.

Милен же было не до смеха: она жадными глотками осушила бокал с водой, пытаясь погасить внезапно разбушевавшийся огонь в ее желудке. Когда ей это немного удалось, она облегченно вздохнула.

- Боже, какая гадость!

- Неужели, всю охоту до спиртного так сразу и отбило?!

- Ни за что на свете больше не притронусь к рому!

- Попытаюсь поверить...

Милен улыбнулась и покачала головой.

- Заткнись, Робер! - она кинула в него подушкой с софы.

Патрик, побежденно застонав, рухнул на колени, притворившись мертвым. Некоторое время они просто молчали. Милен, захватив сумку, направилась к двери.

- Ты все-таки едешь? - осведомился он, сев по-турецки и обняв подушку.

- Я ненадолго.

- Тебя подвезти?

- Не стоит, - она послала ему воздушный поцелуй и вышла из квартиры.