Книги о Милен Фармер

Когда он прибыл в больницу, на третий этаж, где была палата Милен, его не пустили. Патрик попробовал применить придуманную им и Милен специально для таких случаев историю о том, что он, якобы, ее кузен и приехал из Дании, узнав о несчастье. Однако, жандарм не внял его просьбам и посоветовал убираться подобру-поздорову.

Патрик все же, несмотря ни на что, решил довести начатое до конца. На лифте он поднялся на крышу здания, откуда по пожарной лестнице, соединявшей балконы каждого этажа, спустился на балкон третьего этажа. Палата Милен была в нескольких шагах от балконной двери. Патрик видел, как в конце коридора на небольшом диванчике удобно расположился тот самый жандарм, который не пустил его на этаж. Полицейский изредка поглядывал на дверь палаты Милен, а потом вновь углублялся в чтение вечерней газеты. На этот раз Роберу повезло: медсестра принесла жандарму кофе, и он, разговорившись с ней, вошел в ее подсобку. В этот момент Патрик и проскочил в палату.

В комнате был полумрак, жалюзи не были задернуты, и слабый свет от полосатой, дрожащей в оконном проеме луны освещал угол кровати. Милен лежала неподвижно. Ее правая рука свешивалась с кровати, голова тоже была повернута вправо, рот приоткрыт, спутанные волосы беспорядочно разбросаны по подушке. Можно было подумать, что она мертва, и лишь дребезжащий зеленоватый свет волнисто-ребристой кардиограммы говорил обратное. Она спокойна, она спит.

Патрик осторожно подошел к кровати и, облокотившись о спинку, стал смотреть на спящую. Мерцающие лунные блики нежно поглаживали бархатную кожу Милен. Она выглядела такой беззащитной, ни один мускул ее не был напряжен, все было так естественно, что ни у кого бы не могло возникнуть и подозрений о том, что несколько часов назад эта, с первого взгляда, младенческая душа пережила такое потрясение. Но достаточно было взглянуть на белые бинты, плотно стянувшие ее левое плечо, как тут же множество мерзких мыслей начинало переполнять разум, перед глазами являлись страшные видения отчаянной борьбы жизни и смерти.

- Я должен благодарить Бога, - прошептал Патрик, - за то, что она осталась жива. Ведь все могло кончиться иначе, и я бы никогда больше не увидел ее, не услышал бы ее прелестного смеха, не смог бы прогуляться с ней по аллеям нашего сада, о котором она так мечтала... Я бы просто упал и не поднялся...

Милен, почувствовав чье-то присутствие и чей-то пристальный, внимательный взгляд, открыла глаза, повернула голову и осмотрелась.

- Кто здесь? - спросила она тревожно.

- Это я.

- Патрик?! Милен удивилась. - Что ты здесь делаешь в такое время?

- Смотрю на тебя.

Мгновение она молчала.

- Может, включим свет? - прошептала она чуть позже.

- Не надо. Жандарм в коридоре не знает, что я здесь, а если узнает, у меня будут неприятности.

- Как же ты сюда пробрался?

- Неважно. Знаешь, я пришел... Милен, я хотел извиниться, я был не прав и очень сожалею.

- Я тоже виновата. Я не хотела... Мы обязательно поедем куда-нибудь на месяц, на два, насколько захочешь...

- Не нужно. Не порти себе карьеру.

- Карьеру?!! О чем ты говоришь?! Я брошу все ради тебя, Патрик!

- Охотно верю, - он улыбнулся. - Я просто хочу, чтобы у нас все было хорошо. Мне не нужны ничьи жертвы. Я не хочу, чтобы ты делала что-то против своей воли.

- Неужели ты думаешь, что я буду выбирать между тобой и работой?! Моя воля - быть с тобой! Ты - вся моя жизнь, ты мой воздух, я без тебя - ничто...

- Ну, кажется, проблема улажена.

- Не было никакой проблемы. Просто у меня длинный язык.

- ОК, закончим на этом. А то мне уже становится неловко, вроде прощания пришел просить я, а получилось наоборот.

- Да я и не обижалась...

В это время дверь распахнулась, и в комнату влетел жандарм, а Патрик даже опомниться не успел, как страж порядка повалил его на пол и стал выкручивать руки, пытаясь надеть наручники и все повторяя: "Лежать!". В палату прибежала дежурная сестра и, вскрикнув от неожиданности, бросилась к Милен.

- О, Боже! С вами все в порядке?

Сквозь шум возни Милен не расслышала вопроса.

- Господин офицер!

Ноль эмоций.

- Господин офицер! - она повысила голос, - Оставьте этого человека в покое! Да что же это, черт возьми! Офицер!!!

Наконец-то закончив, жандарм грубо поставил сопротивлявшегося Патрика на ноги и, одной рукой держа Робера, другой стал отряхивать и поправлять свою форму.

- Все! - сказал он, отдышавшись, и гордо взглянул на недовольную "жертву нападения". - Можете не беспокоиться, преступник обезврежен!

Милен тяжело вздохнула и попыталась улыбнуться.

- Это не преступник, - выделяя каждое слово, произнесла она. - Офицер, это мой кузен. И будьте так любезны, снимите с него наручники.

Жандарм оторопел. Он уже представлял себя на обложках журналов, представлял заголовки утренних газет о том, что повторное покушение на Милен Клемансо было предотвращено храбрым ЛЕЙТЕНАНТОМ (именно это слово наиболее глубоко врезалось в его память, так как все, вот уже, 17 лет службы он мечтал о повышении) Равинелем, представлял, как благодарна ему будет спасенная им звезда, она даже захочет познакомиться с его семьей, и они станут очень хорошими друзьями...

- Отпустите же его! - повторила Милен.

Розовый замок рассыпался на молекулы.

- А вы... уверены? - прошептал Равинель.

- Что за глупый вопрос?! Естественно!

Жандарму ничего не оставалось, как снять с Патрика наручники, и, извинившись, удалиться - что он и сделал. За ним ушла успокоившаяся медсестра.

Оставшись наедине с Патриком, Милен расхохоталась.

- Ловко он тебя! Ты даже моргнуть не успел, а уже в наручниках!

- Да уж, - Патрик потер покрасневшие запястья. - Влетел словно ураган. Ба-бах и готово! Замечательная у тебя охрана! Любой бы президент позавидовал.

- Я только не завидую. Сижу как в клетке.

- И это только первый день?!! А еще, как минимум, неделю здесь.

- Я надеюсь, ты меня не оставишь? Я так соскучилась.

Патрик опустился в кресло, вытянул ноги и, сложив на груди руки, задумчиво произнес:

- Странные у нас с тобой отношения.

- Почему? - Милен стала следить за лунными бликами на потолке.

- Вот уже почти полтора года живем вместе, а видимся по разу в месяц. Скрываемся от всех, придумываем какую-то чепуху о братьях и сестрах. Мы не можем жить как все. Ты постоянно в разъездах, я занят на стройке: проекты, макеты, потом выставки, конференции. Постоянно убеждаем себя в том, что любим друг друга, и, в то же время, бываем вместе очень редко... Знаешь, о чем я мечтаю порой, когда тебя нет рядом?

- Могу предположить... - она улыбнулась.

- Я мечтаю о семье.

- О семье?! - Милен приподнялась на локте и посмотрела в сторону Патрика. Этого она не ожидала.

- Да. O нормальной семье, о детях, о спокойной жизни. Я хочу, возвращаясь домой, видеть тебя заботливой матерью, хозяйкой, женой. Я хочу, чтобы дети бросались мне на шею и кричали: "Папа!", когда бы я открывал двери нашего дома, а ты стояла бы, прислонившись к стене и скрестив на груди руки, и умиленно улыбалась. Я хочу, возвращаясь домой, знать, что там меня ждет горячий вкусный ужин в теплой семейной обстановке, а не пустой, темный дом и просроченный замерзший бифштекс, который больше похож на подошву, а не на кусок мяса...

- Решил остепениться? Надоеда свобода?

- Какая это свобода?!! Это мука.

- Наверное, это прозвучит эгоистично, но я никогда не уготавливала себе участь скучной домохозяйки, во всем потакающей прихотям мужа. Пойми, я тоже человек, и у меня есть свои мечты, свои цели в жизни.

- Милен, ты опять не так меня поняла. Я хочу сказать, что, на мой взгляд, главная цель любой женщины - продление рода. В этом ее предназначение.

- Патриархат не актуален, Патрик. Ни одна женщина не намерена превращаться в бессознательную машину по производству детей. Все мы эгоисты, в нашей сути - заботиться лишь о себе. К сожалению...

- По-моему, мы говорим на разные темы. Неужели, мое желание жить полноценной жизнью так сложно понять?

Милен вздохнула. Она понимала его, но боялась стать ему подобной. В ее собственной жизни было еще слишком много безответных вопросов, решение которых требовало времени.

- Ты изменился... Раньше тебя привлекала романтика, своеобразная спонтанность. Мы не думали о будущем, не думали о серьезности отношений. Мы просто любили, с головой бросались в этот чертов омут, ни о чем не заботясь. Теперь же ты хочешь чего-то большего. Тебе мало моей любви?

- Ты думаешь, что наши редкие и потому особо страстные встречи - это романтика? Ты ошибаешься. Конечно, меня привлекала некоторая необычность наших отношений. Но все, рано или поздно, задумываются о семье. Я не требую от тебя доказательств твоей любви. Я знаю, что о такой любви, как твоя, можно только мечтать. Но не вся жизнь - сплошная романтика. Неужели, ты не любишь детей?! Тебе не хочется качать на руках маленького ребеночка, твою плоть и кровь, воплощение нашей любви?

- Я не думала об этом. Еще не время. Сейчас слишком рано.

- А когда же придет это время?

- Не знаю. Ты сам говоришь, что мы очень заняты. Кто будет заниматься ребенком? Если уж дойдет дело до детей, то я хочу сама воспитать ребенка. Я хочу, чтобы он был желанным, а не внезапно возникшей проблемой. Если же получится именно так, то страдать будем и мы от нехватки времени для ухода за ним, и он - от того, что будет почти всегда в одиночестве.

- Ты гуманна! - Патрик шутливо подмигнул ей.

- К тому же ребенок - это не забава, а громадная ответственность.

- Убит наповал трезвостью твоего мышления!

- Ты все смеешься. А жизнь - это не шутка.

- Абсолютно согласен. Но все же мне не хочется быть "кузеном из Дании". Я хочу быть тем, кем я являюсь тебе на самом деле.

Милен устало взглянула на него.

- Ну, пожалуйста, не начинай... Не занудствуй. Я люблю тебя, и этим все сказано.

Патрик вздохнул.

- Меняю тему. Как плечо?

- Все также. Повязка ужасно неудобная.

- Терпи.

- Патрик, ты видел Алана?

- Честно? Мы "мило" побеседовали с ним. Я хочу сказать, что ты должна гордиться таким преданным другом.

- Я и так горжусь им. Он действительно замечательный человек... Недавно он упомянул, что у него есть одна потрясающая мелодия. И если к ней написать стихи и немного ее отмикшировать, может, получится неплохая песня.

- Опять о работе! Песня! Знаешь, сколько писем приходит в твое отсутствие от людей, которые, как пишут, "тащатся" от твоих песен? Недавно из студии прислали очередной мешок с подобными излияниями. Я подумал, ты не станешь возражать, если я прочту парочку... Мое резюме таково: тебе пора кончать, не то тебя привлекут за растление несовершеннолетних, или за то, что стала причиной массового сумасшествия, что приводит к трагическому изменению генофонда страны. Пишут черт знает что! Иногда настоящая ерунда, пошлятина попадается, что даже тошнит! А иногда - нечто странное, фантасмагорическое, я даже не всегда понимаю, что именно хотели выразить. Уж слишком все запутано... Я удивляюсь, как ты можешь все это переносить?!

Милен засмеялась.

- Наверное, ты все-таки не парочку прочитал! Как я переношу? Либо вообще не воспринимаю, как что-то серьезное, либо не читаю их. Конечно, первое время было интересно, но потом... Одно и тоже: или кто-то сильно любит меня, или ненавидит, или чьи-то негодующие родители требуют прекратить все это "безобразие"... Нет смысла перечитывать все. Все равно не сможешь всем ответить. И зачем? Неужели, тем, кто ждет ответа, станет легче? Они чужие мне. Я не люблю лицемерить. Среди фанатов нет середины. Одни хотят быть со мной, то есть им вряд ли нужна я сама или моя душа, им нужно лишь тело. И таким я не собираюсь отвечать, я думаю, ты сам поймешь, почему. Другие ненавидят, видишь, к чему это приводит, - она указала на свое перебинтованное плечо. - Хотя для него, лишить меня этой гнилой жизни - проявление высшего чувства... И все они вместе - это тысячи не вполне нормальных людей, а я - одна. И после вчерашнего, я уже не уверена в живительной силе мушки и, в частности, песни. Каждый из этих тысяч может стать следующим, а для меня он может стать последним. ..