Книги о Милен Фармер

Съемки закончились уже около трех недель назад. Сейчас проходила запись нового сингла. В монтажной еще завершалось монтирование "Тристаны", а в студии уже вовсю кипела работа. Для нового альбома было написано всего пять новых песен, но запись отдельных синглов уже начали. С утра до вечера Милен и Алан пропадали в студии. Фактически записывая песню за два-три дня, около недели оставляли на аранжировку, микширование, спецэффекты.

В эти дни в студии шла работа над записью ремикса "Без подделки". Была выполнена уже большая половина всей планируемой работы: песня записана и отмикширована почти полностью. Оставалось лишь пропустить голос на рефрене через синтезатор, добавить кое-где спецэффектов, немного откорректировать ударные под звук ритмичного хлопанья в ладоши, пара выстрелов, и можно было приступать к общей аранжировке.

Программированием занимались Алан, Тьери Рожен и Фредерик де Жиронвиль. Алан отвечал за клавиатуру и аранжировку, Тьери - за барабанное программирование, Фредерик - за общее программирование. Милен, окончив свою работу, сидела за их спинами, потягивая чай с лимоном и наблюдая за тем, как из-под пальцев Алана, Тьери, и Фредерика постепенно рождается еще одно великолепное творение, которое в недалеком будущем окончательно сведет с ума еще пару десятков, а то и сотен ее поклонников; однако и ненавистников у нее не убавится.

Было только полпятого вечера, когда решили сделать перерыв до завтра. Однако Тьери еще задержался, чтобы окончить свой кусок, а Фредерик собрался в монтажную.

- Ну ладно, - сказала Милен. - Как хотите. Только уж не становитесь абсолютнейшими трудоголиками. А то с вами со скуки умрешь. Прощайте!

- Кто бы говорил! - заметил уходивший Фредерик, - Единственный среди нас японец во плоти - это ты. Вернее, японка.

- Шли бы вы... - буркнул поглощенный работой Тьери. - Мешаетесь только.

Милен улыбнулась и вышла вслед за Фредериком. Встретив по пути знакомого костюмера, она попросила его кое-что изменить в ее сценическом гардеробе. Затем обменялась парой пустых фраз с администратором; проходя мимо спортзала попрощалась с тренером-хореографом. Алан догнал ее уже на стоянке.

- Ну что, сегодня тебе получше?

- Ага. Зря я беспокоилась. Да и вы тоже.

- Надолго ли лучше? Почему ты не обратишься к врачу?

Милен вздохнула.

- Я не думаю, что у меня что-то серьезное. И, Алан, я прошу тебя, не надо опять нравоучений. Дома - Патрик, здесь - ты. Ополчились с двух сторон...

Она села в машину и, выглянув в окно, снисходительно добавила:

- Но чтобы доставить вам обоим удовольствие, я сейчас еду к врачу за результатами обследования.

- Но ведь уже поздно.

- Я договорилась с Бертраном на пять.

- Что это тебя так озарило?!

Усмехнувшись, она нажала на газ и, помахав Алану рукой, скрылась за углом.

Луи Бертран, занимавшийся вот уже восемь лет частной практикой в 15-м квартале, был личным врачом Милен и Патрика. Ему было за тридцать, но виски уже посеребрила мягкая седина, его серо-зеленые глаза всегда доброжелательно улыбались из-под затемненных стекол очков. Высокий рост Луи нисколько не мешал, а лишь украшал его и без того величественно-гордую осанку. Его всегда заинтересованное, участливое отношение к проблемам его клиентов, не доходившее однако до назойливого любопытства и лицемерия, сильно привлекало, крепко притягивало к нему людей. Его ненавязчивые, но верные советы почти всегда попадали в цель.

Когда вошла Милен, Бертран, сидя к двери спиной, разглядывал какие-то документы.

- Добрый вечер, мсье, - тихо произнесла Милен. - Не могли бы вы принять мою душу?

- Привет, - Луи повернулся и серьезно заметил: - У тебя замечательное чувство юмора. Присаживайся.

- Спасибо, - Милен удобно расположилась в кресле по другую сторону стола, за которым сидел Луи. - Ну, как мои дела?

- Вполне-вполне...

- Вполне хорошо или вполне плохо?

- Вполне хорошо.

- Так что же со мной?

Бертран лукаво улыбнулся. Милен была не только его пациенткой, но и хорошим другом. Кому-нибудь другому он не медля сообщил бы причину "болезни". Но в этом случае он решил растянуть удовольствие от получения столь радостного известия. Он предвкушал, как изменится ее лицо, как она обрадуется. Но он не учел одного: будет ли эта новость приятной для нее.

- Типичная проблема женщин твоего возраста.

- Ах, значит это возрастное?! Старею?

Ее шутливый тон забавлял Луи.

- Не то, что бы совсем, но...

Внезапно она посерьезнела.

- И все же, Луи, когда все это кончится? Мне ужасно надоело терпеть это состояние, когда ничего, абсолютно ничего не хочется, а все мысли прикованы лишь к тому, как бы избавиться от этой ноющей боли.

- По скромным подсчетам это кончится где-то через 7.5 месяцев.

- Луи, давай серьезно, - заметила Милен, чувствуя, как нарастают в ней неприятные ощущения.

- Давай.

Он бросил на стол документы, которые рассматривал, когда она вошла.

- Жером прислал результаты обследования.

Милен некоторое время смотрела в отсвечивающие стекла очков, пытаясь разглядеть выражение его глаз. Она никогда не могла понять, что же по-настоящему он чувствует. Даже тогда, когда она работала помощницей гинеколога в клинике у Жерома, а Луи часто забегал туда по делам или просто навестить старого приятеля, Милен тщетно пыталась разгадать причину его постоянного спокойствия и уравновешенности. Он никогда не выходил из себя, не кричал, не ругался. Он представлял собой довольного жизнью, невозмутимого флегматика. Его каменное лицо молчало, прикрываясь маской доброжелательности. Может, внутри и бушевали страсти, но на лице всегда была улыбка. И как ни странно, Милен никогда не относила эту его черту к лицемерию. Для нее он был воплощением идеального психологического типа людей.

Не прочитав необходимого в его глазах, Милен принялась за папку. Теперь уже Луи следил за ее глазами, мерно бегавшими по строчкам. Подперевшись рукой, Милен не излучала ни капли интереса: медицинские термины не говорили ей практически ни о чем. Вдруг ее взгляд остановился посредине строки. Не поверив увиденному, она еще раз прочла заключение и, подняв изумленные и все еще не верящие глаза, уставилась на смущенно улыбавшегося Бертрана.

- Этого не может быть, - уверенно заявила она. - Тут какая-то ошибка. Я помню, когда работала с Жеромом, такое иногда случалось... Перепутали результаты и пошла путаница. Нет-нет, я не верю...

Перегнувшись через стол, Луи взял у нее папку.

- На сей раз никакой ошибки, дорогая моя. Здесь черным по белому написано, что у тебя шесть недель беременности.

- Чушь какая-то! - Милен откинулась на спинку кресла, не спуская глаз с папки.

- Ты оскорбляешь нашу профессию. Уверяю тебя, ошибки нет. Так что, позволь поздравить тебя с будущим материнством!

Он широко улыбнулся, думая, что она просто еще не пришла в себя от счастья. Но Милен, взглянув на него взволнованным взором, смешанным с долей испуга, сжала голову руками, задумавшись над чем-то.

- Шесть недель, говоришь, - прошептала она. - Но как же так? Я же предохранялась...

- Значит, плохо предохранялась.

- Плохо?.. Но... хотя, ты, наверное, прав. Кажется, пару раз я пропустила ... О, Боже!

Милен резко поднялась и подошла к окну, сложив на груди руки.

"Понадеялась на чудо, идиотка! - скрипел ее внутренний голос. - А вдруг пронесет?! Ага!!! Ну вот и получай приз!"

- Я что-то не понимаю, - Луи повернулся к ней, скрипнув креслом. - Ты НЕ РАДА?!?!!

- Боже, Луи! - вскричала она. - Чему тут радоваться?!!

- Но... - этого он не ожидал.

- Что мне теперь делать?

- Странный вопрос. Родишь ребенка, будешь воспитывать его. Уверен, Патрик будет в восторге!

- Нет, я не могу... ребенок...

Она замолчала, а потом, подойдя к Луи и облокотившись о его стол, Милен тихо сказала, смотря ему в глаза:

- Ты должен мне помочь.

- Конечно же! Два раза в месяц ты будешь наведываться ко мне и Жерому. Я надеюсь, ты не откажешься от наших услуг. Мы будем следить за ходом беременности. Все будет нормально!

- Луи, я не об этом.

Сперва она замешкалась, но потом твердо произнесла:

- Мне не нужен ребенок. Ты должен помочь мне избавиться от него. Еще не слишком поздно, я знаю.

Луи оторопел. И эта молодая, разумная женщина спокойно предлагает ему убийство еще не родившегося ребенка. Причем не чьего-то, а своего собственного. Определенно, она сошла с ума.

- Ты не в себе, Милен.

- Я нормально себя чувствую! - резко отрезала она.

Луи поднялся и, сунув руки в карманы, стал мерить шагами комнату, отрицательно качая головой.

- Так ты поможешь мне?

- В этом деле я тебе не помощник.

- Луи, ты же врач! Ты обязан!

- Прежде всего, - он остановился, - я твой друг. Я не хочу брать на свою совесть убийство твоего ребенка.

Она подошла к нему.

- Пойми меня. Сейчас не время. Мы начали запись. В марте будет турне. Потом снова запись, съемки, концерты. У меня нет времени для Патрика! А тут ребенок! Из-за него я буду вынуждена оставить работу, как минимум, на полгода. А у меня слишком дорогостоящие контракты!

- Я не верю своим ушам! - воскликнул Луи. - Неужели, ты настолько мелочна, что можешь говорить о каких-то контрактах! Контракты - это бумага. А здесь речь идет о человеческой жизни. О жизни ребенка!

- Да! - разозлилась Милен. - Тебе это кажется ерундой, бумагой! А это моя жизнь! Не хочешь ли ты сказать, что моя жизнь - ерунда?!

- Не переиначивай. Ты прекрасно поняла, о чем я говорю.

Она немного помолчала.

- Значит, я не могу рассчитывать на тебя?

- Я всегда был против абортов. Это бесчеловечно и низко.

- Ты рискуешь потерять мое расположение.

- Пусть я потеряю твое расположение, но зато совесть моя будет чиста, так как я хотя бы попытался спасти жизнь невинному младенцу. Я уверен, Патрик одобрит меня.

- Патрик не должен знать, - заявила Милен.

Каждое ее слово было ударом для Луи. Он, не желая этого, открывал для себя новую Милен, жестокую, не останавливающуюся ни перед чем.

- Если ты думаешь, что я буду молчать, ты глубоко ошибаешься. Патрик должен знать, что ты носишь его ребенка. Или... может, это не его?..

- За кого ты меня принимаешь?! - с негодованием воскликнула Милен. - Просто... он хочет ребенка, а я - нет...

- Послушай, Милен. Многие женщины, узнав о беременности, не хотят рожать. Кто-то из-за страха перед родами, кто-то из-за ответственности, кто-то - вот как ты, из-за работы. Первое решение, естественно, - избавиться от него. Но поверь моему опыту, оно опрометчиво. Немного свыкнувшись со своим необычным состоянием, они подсознательно начинают любить свое чадо. Они с нетерпением ожидают его появления на свет, а когда ребенок рождается, их просто водой не разольешь. Да, кто-то одумывается вовремя... А кто-то...

Милен слушала Луи лишь из уважения. Она все окончательно решила, и ей казалось, что уже никто и ничто не сможет переубедить ее.

- Ну, сделаешь ты аборт, - продолжал Луи, - а дальше что? А если врач не профессионал? Он либо порежет тебя, либо заражение подхватишь. А потом из-за этой глупости вообще больше не сможешь иметь детей... Ну хорошо, пусть тебе повезет. Операция пройдет нормально. Здоровье отличное! А душа-то как? Как ты жить-то потом будешь? Думаешь, совесть - это бред? Отнюдь! Через несколько лет, когда поумнеешь, чувство вины истерзает все твое сердце. Тебе будет мерещиться твое дитя, которого ты подло убила. Именно ТЫ! Не скальпель врача. Ты, его мать! Ты будешь слышать по ночам его плач. А как ты в глаза Патрику будешь смотреть? Ты думаешь, он останется с тобой после этого? Сомневаюсь. Он будет презирать тебя. В итоге ты останешься в одиночестве, - он на мгновение замолчал, но вскоре снова продолжил. - А ребенок? Это маленький, еще не сформировавшийся комочек из плоти и крови, так называемый плод любви, ее залог? Как он себя будет чувствовать, когда в него безжалостно воткнут острый нож, кромсая его на кусочки, только лишь потому, что он, не желая этого, стал помехой для своей матери. Ведь он даже закричать не сможет, чтобы передать ту нечеловеческую боль...

- Луи, прекрати!.. - попросила Милен; в глубине души она понимала, что ребенок сейчас еще ничего не чувствует, но слова Луи обладали чудовищной силой. Ее мнение о Бертране, как о невозмутимом флегматике, порядочно покачнулось. Все-таки есть нечто, способное вывести его из себя.

- Нет, уж ты послушай! Тебе неприятно, я знаю. Тебе, возможно, даже противно. Но этот акт вандализма совершаешь именно ты! Именно ты режешь своего ребенка! Почему же не хочешь слушать?! Я лишь констатирую твои действия. Тебя никто не заставляет делать аборт. Ты сама этого хочешь! Боже!!! - он всплеснул руками. - Тысячи женщин мечтают об этом счастье! Иметь детей! Но они не могут. Физически не могут их иметь. Они все готовы отдать, даже умереть готовы лишь за то, чтобы дать жизнь новому существу! А ты? Тебе дано это право! Право выносить и подарить миру нового человека! Так ради чего же ты лишаешь себя и весь мир этой радости? Ради контракта???

Луи взял ее под руку и потащил в соседнюю комнату. Комната была маленькая, узкая. У одной стены стоял мягкий диван. Напротив были установлены стеллажи, заставленные папками, медицинской литературой, грамотами в рамочках, дипломами. На одной из полок стоял телевизор с видеомагнитофоном, а на соседних с ними полках лежали видеокассеты. Луи усадил Милен на диван и стал рыться в кассетах.

- Что ты ищешь? - спросила притихшая Милен.

- Сейчас увидишь...

Луи вставил кассету и нажал на воспроизведение. Милен заметила, как упругая синяя жилка выступила, пульсируя, на правом виске Бертрана. Взгляд ее упал на экран осветившегося телевизора, и ее тут же передернуло. Милен почувствовала, как у нее задрожали руки, покоившиеся на коленях. Чтобы унять дрожь, она сжала руки в кулаки, больно впиваясь ногтями в мягкую кожу ладоней. Дрожь отвращения и брезгливости передалась всему телу. Ей казалось, что даже ее внутренности пляшут в каком-то необычном ритме. Холод объял полость живота и неумолимой волной захлестнул всю Милен. Из недр ее организма поднимался новый шквал отвращения, более мощный, чем прежде. Сердце сжималось так, будто кто-то незримый, согнув диафрагму в более крутую дугу, резко поднял ее вверх. Милен пыталась отвести глаза от экрана, но ужасные сцены отснятого в одной из парижских клиник искусственного прерывания беременности каким-то образом притягивали ее, не давая отвлечься ни на минуту. Слезы навернулись на глаза, когда показали жалкие останки "нового человека" - кровавое месиво в белой эмалированной посудине, и окровавленные руки в резиновых перчатках хирурга, спокойно обтиравшие блестящий скальпель от мелких комочков слизи, смешанной с нежной, не сформировавшейся плотью. Тошнота подошла к горлу, и Милен, зажав рот рукой, выскочила из комнаты.

Когда она вернулась из ванной комнаты, приведя себя в порядок, она была очень бледна. Луи ждал ее в кабинете.

- Я не часто достаю эту пленку. Но ты меня вынудила.

Милен молча мяла в руках носовой платок, потупив взгляд. Нет, ей не было стыдно. Ей было больно. Больно и страшно. Сухой и расчетливый разум был неотступен. Он рвал и метал. Он требовал, чтобы она избавилась от ребенка. Он требовал свободы. Сердце кричало о другом. Оно звало, умоляло и тоже требовало. Но обратного. Милен не знала, что делать.

- Я, пожалуй, пойду... - сказала она.

- Ты все еще хочешь делать аборт?

- Я подумаю.

Она подошла к двери и уже взялась за ручку.

- Милен, не делай этого, прошу тебя. Ты будешь сожалеть об этом всю свою оставшуюся жизнь.

Не обернувшись и не ответив, она тихо ушла.

"Как-то глупо получилось, - думала Милен по пути домой. - Все будто обрушилось... Что теперь будет? Я не могу. Я НЕ ДОЛЖНА!!! Но что я не должна? Рожать или делать аборт? Я не должна была допускать этого! Почему Луи представил это убийством? Я же не убийца. Просто сейчас не время... Опять время!.. Оно везде, оно всемогуще. Почему оно диктует свои условия? Я человек и хочу сама распоряжаться своей жизнью!!! А ребенок?.. Ведь... Боже, он тоже человек!.. И он тоже имеет право и хочет распоряжаться СВОЕЙ ЖИЗНЬЮ! Как я смею лишать его жизни? Лишь он, и только он способен владеть ею! И я не вправе... Это не моя жизнь. Именно жизнь! Но что я скажу Алану? Он поймет, он ведь человек... А контракты? Ребята уже настроены... Боже!!! Нет! Нет! Нет! Нет!.. Я не знаю... Помоги же мне!!!.."

Первый этаж дома был мрачным, тихим и пустым. Вся его непринужденная обстановка, которая еще сегодня утром так радовала и восхищала глаз, начинала давить на Милен с ужаснейшей силой. Хотя, нет. Давила не она. Давило одиночество, сквозившее в просторных комнатах.

"А этой тишины и мглы могло бы и не быть! Детский смех, свет жизни..."

Но она не хотела верить в это. Она не хотела, как сказал Луи, свыкаться со своим положением. Она не хотела любить своего ребенка, чтобы было проще расстаться с ним. Но она не могла не любить. Слово "мать" завораживало ее.

Темнота и странная тишина ввергали чуть ли не в безумие.

- Патрик! - позвала Милен, и глухое, негулкое эхо прокатилось по комнатам.

Она поднялась наверх: из-под двери его кабинета пробивалась полоска света.

- Ха! - усмехнулась Милен с горечью.– Будто свет в конце тоннеля.

Патрик работал с чертежами. Он был так поглощен изучением фундамента одного из будущих деловых центров, что не заметил, как вошла Милен. Она встала в дверях и стала наблюдать за его работой.

“Да, он будет счастлив. Он давно мечтал о ребенке. Хм, странно, - она улыбнулась, разглядывая его жесткий взгляд, широкие скулы, что-то шепчущие губы, его тело, согнувшееся над столом, - я не могу представить его отцом. Патрик и дети... Не вяжется... Хотя он нежный...

Она взглянула на его руки.

“Определенно, он убьет меня, если я сделаю это. Могу ли я? Это ведь и его ребенок тоже… А я отбираю его от Патрика. Не знаю, говорить ли ему?..”

- Привет, - она прошла в комнату и, поцеловав его в щеку, уселась на подоконник позади Робера. – Как дела?

- Люка попросил закончить к завтрашнему дню, вот я и работаю, - ответил он, продолжая чертить. – А как у тебя?

- Я была у врача.

- Наконец-то одумалась! Ну, и что он сказал?

Милен медлила. Если она скажет правду, то желанное для нее будущее, будущее в работе, станет очень туманным. Если солжет - это может спасти положение. Но эта чудовищная ложь может вообще полностью разрушить всю ее жизнь.

- Так что же он сказал? - повторил Патрик, не оборачиваясь.

- У нас будет ребенок.

Карандаш выпал из руки Патрика. Он медленно повернулся к Милен. Его лицо озарилось несколько глуповатой улыбкой.

- Шутишь?!

- Я похожа на клоуна? - с сарказмом спросила она.

- Нет... Но... Знаешь, я счастлив! Это как-то неожиданно... Но я рад, очень рад!

Патрик подошел к ней, улыбаясь, и попытался обнять ее, но Милен отстранила его и отошла в сторону, на середину комнаты.

- Патрик...

Он вопросительно взглянул на Милен. Патрик чувствовал, что она напряжена, неестественна. Беспокойство сквозило в ее усталом взгляде. Он ждал.

- Я не знаю, как сказать...

Ее нерешительность заставила Патрика насторожиться. Он знал, что Милен очень щепетильно относилась к детям; он помнил их разговоры по этому поводу, когда каждый из них заканчивался резким "Нет!". Патрик знал, что единственное, что она любила в детях, так это их жестокость. Она часто говорила: "Только дети, как и любовники, чувствуют границы счастья. Детей прощают, так как считается, что они невинны. Я так не считаю." Но Патрик не понимал этого. Ее реакция тревожила его. Он лишь смутно предполагал, чем все это может закончиться.

- Я знаю, ты не хотела сейчас, - начал он, но Милен перебила его:

- Да! Я не хочу этого ребенка.

Патрик попытался сдержать разрастающуюся в нем злость и ярость. Он обреченно, но терпеливо вздохнул.

- И что ты хочешь делать?

- Мне он не нужен.

- Что значит, не нужен?! Это наш ребенок.

- Я собираюсь сделать аборт.

Никогда Патрик не был еще так разъярен. Ее слова в мгновение спалили его сердце жестокостью. Он еще пытался оправдать ее про себя. Но гнев застилал глаза и подчинял разум. Упрямый эгоизм Милен вывел его из себя. Она была готова принести в жертву неизвестно чему собственного ребенка. Патрик знал, что убеждения не помогут.

- Я не позволю тебе! – Патрик грубо и крепко сжал ее плечи руками и сильно встряхнул ее. - Слышишь? Не позволю! Это мой ребенок! Мне плевать на твои отговорки! Какая же ты женщина, если собираешься убить дитя!! Боже! Ты самая настоящая эгоистка! Безжалостная эгоистка! Я много и долго терпел. Но это переходит все границы!!! Если ты думаешь, что и это я стерплю...

Он смотрел на Милен исподлобья.

- Если тебе он не нужен, я ничего от тебя не требую, только роди его! Я его заберу и уйду навсегда. Ты сможешь жить, как пожелаешь!..

- Патрик...

-… Но я запрещаю тебе даже думать об аборте!!! Я приказываю тебе! Я слишком долго ждал этого ребенка! Слышишь??!?

Его глаза, налитые кровью, насквозь пронизывали Милен, его руки ужасно сильно сжимали ее плечи, парализуя любое движение. Он довлел над ней, внушая непреодолимый страх. У Милен не было не только желания, но и сил оправдываться или сопротивляться, как она это пыталась делать у Луи. Его холодный, ненавидящий взгляд, словно нож, резал ее по сердцу. Она еще никогда не видела Патрика в таком бешенстве. Еще полмесяца назад она жаловалась, что боится потерять Патрика. А сейчас сама, сознательно, отталкивает его. Ах, если бы только это! Она хочет совершить убийство! Да, она грешна. Но есть же и предел!

Постепенно гнев уходил из взгляда Патрика, оставляя место жалости и презрению.

Нет! Это невыносимо, когда так смотрит на тебя самый близкий человек. Он больше не видит в тебе ничего человеческого. Даже звериного в тебе мало! Ни одна самка просто так не убьет своего детеныша!

Милен смотрела на Патрика снизу вверх и видела то отвращение, которое он испытывал к ней.

Нет, она не может потерять его! Она не может разочаровать его! Она не может заставить его страдать! Она любит его. Она любит его дитя, которое носит. Она все готова сделать, чтобы он был счастлив. Она подарит ему ребенка!

- Патрик, - прошептала она, - прости меня! Прости, пожалуйста! Я не знаю, что говорю… - она взяла его лицо в свои руки. - У нас будет ребенок. И мы будем любить его.

В его взгляде сквозило недоверие. Некоторое время они молча стояли друг против друга. Обоих переполняли противоречивые чувства. Патрик не знал, верить ли ей или нет. Милен боялась представить, что же хуже - жизнь без любви или жизнь без работы. Ее душа была в его руках: оттолкнет или притянет?

Через некоторое время она почувствовала, как его руки медленно и нежно обняли ее, и Патрик, крепко прижав ее к себе, тихо произнес:

- Я знал, что ты одумаешься. Иначе быть не могло... Все будет хорошо. Я люблю тебя.