Книги о Милен Фармер

В мягкое, нежное небытие сна вероломно ворвался резкий телефонный звонок. Нет, Патрик не собирается выбираться из этой сладкой неги, ведь еще, наверное, нет и семи. После трех бессонных ночей, проведенных у кровати Доминик, даже это неудобное кресло, от сна в котором уже затекло все тело, казалось райской периной. Сквозь туман спящего сознания все еще пробивался надоедливый звонок. Патрик понимал, что надо подняться и ответить, так как звонок мог разбудить Ники, которая с таким трудом заснула, и тогда все начнется сначала: хриплый, непрерывающийся кашель, ее страдающий взгляд, устремленный на Патрика, с немой просьбой о помощи, дрожь, которая трясла ее маленькое, хрупкое тельце, и, в то же время, сильный жар, от которого Ники покрывалась влажной испариной. Звонки не прекращались. С трудом разлепив опухшие от бессонницы веки и протерев глаза, Патрик снял трубку.

- Слушаю...

Его усталый голос сорвался в пересохшем горле, и он поперхнулся.

- Здравствуй, - голос Милен был каким-то далеким и чужим.

- Привет. Ты давно не напоминала о себе.

- Извини, но у меня не было времени. А что, вы не получали мои открытки?

- Получали. И из Будапешта, и из Вены, и из Токио... Где ты сейчас?

- В Брюсселе. Ну, как вы там? Я так соскучилась!

- Милен, тебе следовало бы вернуться. Ники очень плоха.

- Ники? - ее голос испуганно дрогнул. - Что... что с ней?

- Она сильно простудилась, температура не спадает вот уже три дня, кашель, просто задыхается...

Последовало некоторое молчание.

- Ты обращался к врачу?

- Все без толку... Она плачет, зовет тебя. Милен, ты нужна ей. Я уже ничего не смогу сделать...

- Но чем я-то смогу помочь? - неуверенно прошептала она. - Мне безумно больно слышать это, но я бессильна... Патрик, прости, я не могу сейчас вернуться. Уверена, все обойдется, она сильная девочка, она поправится. Прости.

- Я-то привык прощать, но Ники...

- Она поймет, ведь она любит меня.

- Ты очень рискуешь, Милен. Когда-нибудь...

- Не продолжай, пожалуйста, - прервала его Милен. – Я все понимаю, и поверь, я боюсь этого не меньше, чем ты.

Патрик тяжело вздохнул.

- Ладно. Как у тебя дела?

- Нормально. Я думаю, вернусь недели через две, две с половиной. У меня еще пара концертов здесь и несколько в Швейцарии.

- Удачи тебе, наверное, желать не надо. Ты у меня и так умница! Кончай скорее со своими концертами и возвращайся. Я ужасно соскучился.

- Я постараюсь, обещаю. Ну, я должна идти. Поцелуй Ники за меня и извинись. Передай, что у меня для нее сюрприз. Ну, до встречи.

- Звони.

На другом конце провода раздались жалобные гудки. Оборвалась не связь, оборвалась надежда. Но была ли вообще эта надежда? Да! Патрик пытался убедить себя, что семья все же значит для Милен больше. Трудно было признать свою ошибку. Не потому, что своя, а потому, что ошибка эта касалась Милен: он так и не смог понять ее. Отчего она сторонится близких людей? Именно сторонится. Возможно, своеобразный отпечаток наложили ее отношения с той семьей, в которой она родилась. Властный, требовательный, сухой отец; мягкая и всегда оправдывающая его действия мать. Милен была единственным ребенком в семье. Жесткая дисциплина была синонимом ее отцу. Для Милен, с детства презиравшей всяческие табу, подобное сосуществование рядом с абсолютно антагонистическим человеком было сущим наказанием. Но она привыкла бороться. Повзрослев, Милен научилась противостоять сильной личности отца. Она делала это не назло. Она прекрасно понимала, что, как ни суровы были методы ее отца, все же он старался для ее пользы. Просто он не всегда понимал, что ей на пользу, а что - во вред. Однако, их разногласия не доходили до бурных сцен, криков. Отец высказывал свое мнение, как бы ставя на очередной теме точку своим последним словом, а Милен уже сама решала, следовать его “советам” или нет. Но так было не всегда. Когда родители узнали о Патрике, мать, как обычно, ждала резюме отца, чтобы его поддержать, а отец, в свою очередь, долго кричал, что не позволит ей встречаться, а тем более жить и делить постель “с этим недоноском”. Нет! Она не могла допустить, чтобы кто-то так говорил о Патрике, оскорблял его и ее! Ее чувства были задеты.

Разразился страшный скандал, который и до сих пор не находил разрешения. Эмоции утихли постепенно, но неприязнь родителей теперь уже к отцу ее ребенка осталась. Отец Милен даже Ники не признавал, так как в ней текла кровь Патрика, но мать в тайне все же питала глубочайшую любовь к своей прелестной внучке и, так же тайком, навещала ее. Милен же, сколько ни пыталась, никак не могла найти причины этой необъяснимой ненависти ее отца к Патрику. Это было еще одной загадкой. Но она не очень любила ломать голову над ребусами. Она знала, что отца уже не переубедишь. Милен просто приняла это как должное, не обращая внимание на то, что ее отношения с родителями оставляли желать лучшего. "Пусть моя жизнь будет такой", - говорила она.

Нет, определенно, Патрик не понимал ее. Для него Милен была нежной, заботливой, женственной; вот уже почти пять лет он видел, как безгранично она любит Доминик. Ее чувства к дочери переросли мыслимые пределы. Это была даже не любовь, а какое-то поклонение, обожествление. Порой Патрик даже ревновал ее к дочери, чувствуя себя лишним среди идиллии матери и ребенка. Однако, всегда существовало безжалостное, суровое "НО". Но все чувства Милен меркли, когда речь заходила о работе. Нет, она не переставала любить Патрика и Доминик. Просто она отключалась. В ее подсознании был будто рычажок, руководивший эмоциями. Когда он находился в положении "семья" - Милен всю себя отдавала семье; когда он был в положении "работа", что было намного чаще, личные проблемы как-то улетучивались, и вся ее страсть обращалась к работе.

Кажется, сейчас этот рычажок был в положении "работа", и даже болезнь Ники не могла вырвать Милен из кровожадных, цепких лап шоу-бизнеса. Она приедет через две недели. Не раньше... Забота о Ники полностью на плечах Патрика. Но у него еще ворох невыполненных дел: надо закончить макет, через три дня новая выставка, к тому же скоро приезжает японская делегация и он должен быть на встрече... Наверное, придется нанять сиделку. Хотя, Лоранс могла бы посидеть с Ники, пока он будет занят...

- Доброе утро, мсье, - раздалось за спиной Патрика.

От неожиданности он вздрогнул и обернулся.

- Ах, это вы, Лоранс! Доброе утро. Но почему вы пришли сегодня так рано?

- Почему же рано? Я начинаю в девять, а время уже полдесятого.

- Разве? - Патрик рассеянно взглянул на часы.

- Мсье Робер, я приготовила вам завтрак. Где вам накрыть?

- Спасибо, Лоранс. Но мне не придется... Я перехвачу что-нибудь по дороге. Мне надо в офис.

Патрик нехотя поднялся и, выглянув в окно и убедившись, что погода вполне хорошая, вышел из гостиной.

- А как малышка? - окрикнула его Лоранс. - Ей получше?

- К сожалению, все также. Вы присмотрите за ней, пожалуйста. А я, как смогу, сразу же вернусь.

- Конечно же, мсье. До свидания.

- До свидания.

Проводив Патрика взглядом, Лоранс пошла в детскую. В комнате был полумрак, но холодные лучи солнца уже пробивались в темные уголки; игрушки были беспорядочно разбросаны по полу, и лишь одна кукла - та, которую Патрик когда-то подарил Милен на Рождество - сидела у изголовья детской кроватки, а Ники своей бледной, влажной ручонкой сжимала руку этой куклы. Осторожно, стараясь не шуметь, Лоранс задернула шторы и хотела немного прибраться в комнате, но сон Ники был настолько чутким и беспокойным, что при первом же движении Лоранс девочка открыла глаза и, испуганно осмотревшись, узнала свою добродушную няню.

- А где папа? - тихо прошептала она.

Поправив сползшее одеяло и присев на край кровати, Лоранс улыбнулась.

- Папа на работе, моя хорошая. У него очень много дел.

- Почему они все оставили меня?

Внезапно ее маленькая головка зашлась в захлебывающемся кашле. Она согнулась пополам от резких колик в груди и болезненно сморщилась. Сердце сжималось от жалости и сочувствия при виде этого маленького страдающего существа, которому так хотелось помочь, но не было возможности. Это каждый переживает в гордом одиночестве; все мучения известны лишь ему и никто не может понять те чувства, которые переживает больной, находясь один на один со своим недругом - болезнью.

Отдышавшись после очередного приступа, Доминик с нежной, детской привязанностью взглянула на куклу у изголовья.

- Она красивая, правда?

- Правда.

- Я очень люблю ее. Она так похожа на мамочку, - Ники улыбнулась, вспомнив о матери. – Мама тоже красивая. Я и ее люблю! Она добрая и всегда подарки дарит. Правда, она редко бывает дома. Знаешь, Лоранс, папа не любит, когда она уезжает.

Она снова поперхнулась, но, откашлявшись, продолжила:

- Вчера он сидел здесь, рядом со мной. Папа думал, я сплю, а я не спала. Я видела, как он долго смотрел на мамину фотографию, ту, где она в саду. Ему тоже грустно... А когда мама вернется?

- Скоро, я думаю, очень скоро. Мама очень сильно соскучилась по тебе! Она тебя очень-очень любит! Ты ведь тоже ее любишь, Ники?

- Да! - она широко улыбнулась.

- Ты ведь не хочешь расстраивать мамочку?

- Нет...

- Тогда тебе надо выпить лекарство. Выпьешь его и перестанешь кашлять. И тогда уже сама поедешь встречать маму. Она будет счастлива видеть тебя веселой и здоровой. Ведь ты - ее жизнь. Если тебе плохо, то и маме плохо. А ты ведь не хочешь, чтобы маме было плохо?

Доминик отрицательно покачала головой и с готовностью приняла лекарство, все же недовольно поморщившись.

- Ну вот, молодец! Мама будет очень рада!

Вдруг улыбка сошла с лица Доминик.

- Но если я перестану кашлять, то надо будет снова ходить в гимназию?

Лоранс рассмеялась и потрепала Ники по голове.

- Что ж, такова жизнь, моя хорошая!

Милен действительно из каждой поездки возвращалась не с пустыми руками. Находясь в долгой разлуке с дочерью, Милен чувствовала себя в какой-то мере виноватой. Ники нуждалась в ее любви, поддержке, понимании, но у нее не было даже удовольствия видеть свою мать чаще одного раза в две, а порой и в три недели. Милен понимала, что рискует. Она с ужасом предполагала, чем это может обернуться. Она нередко слышала и видела те отвратительные сцены, когда ребенок обвинял своих родителей в невнимании, безразличии к его персоне, в нелюбви к нему. Если бы Ники сделала то же, это было бы для Милен ударом ниже пояса. Она просто не могла бывать с дочерью чаще. Причем Милен понимала, что в этот момент и она сама станет обвинять дочь в неблагодарности, и, возможно, все кончится разрывом. Но это еще полбеды! Если Ники останется без присмотра, что она, черт возьми, сможет натворить? Дурная компания, выпивка, травка, затем наркотики покруче, а потом? В пятнадцать лет станет мамочкой?!! И вся жизнь полетит к праху?!!

А что она, Милен, может сделать, чтобы хоть как-то предотвратить это? Практически ничего. Человек сам выбирает жизненный путь. Хотя... Ребенку нужна ласка. Пока он мал, оберегай его, но не отгораживай от мира. Лучше сразу объясни, что хорошо, а что - плохо. Если ребенка Бог умом не обидел, все будет в порядке. Он поймет. Другое дело - психология возраста, желание выглядеть взрослым, зрелым... Но... О, Боже! Сколько проблем! Как же она не хотела рожать, чтобы не обрекать ребенка на жизнь в угасающем, истлевающем мирке злобы и ненависти! Но потому ли не хотела?.. А когда же заниматься всеми этими разъяснениями, если времени не хватает даже на то, чтобы просто поговорить, узнать об успехах в школе, о хобби... И здесь - ВРЕМЯ!!!

Конечно же, подарки не заменят нежные материнские объятия, но...

- Но что я могу?! - беспомощно твердила Милен. - На что я гожусь? Разве я мать?.. Когда-нибудь мы все вместе поедем в горы! Ники ужасно любит снежные вершины и отблески солнца на них!.. Да, все вместе! И ничто и никто не сможет нам помешать! Когда-нибудь...”

Это были лишь мечты. А вот она, реальность - мировое полугодовое турне, заканчивающееся концертом в Париже, в Берси в начале января. Утомляющая ностальгия обуревала Милен. Вот уже пять с лишним месяцев она не видела Патрика и Доминик. Их голоса по телефону не могли успокоить Милен. Она страдала, скучала, ее настроение последнее время было на нуле, и даже работа не могла вернуть ей улыбки. Единственное, что ее немного забавляло, это молодой, резвый капуцин Инопланетянин, которого она купила Ники в подарок. Однако известие о болезни Доминик окончательно добило ее. Щемящие переживания, волнения беспокоили ее сердце; еще больше задевало то, что она была так далеко от дочери в эту тяжелую минуту и ничего не могла сделать. Она была связана по рукам и ногам. Но она была обычной любящей матерью...

Но ничто не вечно, а тем более турне. Наконец-то пришло время возвращаться! Милен была рада этому. Не только потому, что была в предвкушении встречи с семьей, но и потому, что была сильно измождена. Ни минуты отдыха, ни минуты покоя, ни минуты настоящего одиночества. Да, без Патрика и Доминик она чувствовала себя одинокой, но фактического одиночества, такого, чтобы быть лишь наедине с собой, не было. Рядом постоянно кто-то находился. Это угнетало.

Но теперь, возвращаясь со своей “командой” на собственном самолете домой, Милен отнюдь не жаждала одиночества. Она жаждала лишь одного - побыстрее обнять и расцеловать Патрика и Ники.

Милен не предупредила о своем возвращении, поэтому ее никто не встречал. Было около пяти вечера, когда она подъехала к дому. Патрик в это время, как всегда, был в строительной компании, но Доминик, как и ожидала Милен, уже вернулась из гимназии, но вместо того, чтобы учить уроки, как ее об этом просила Лоранс, она безмятежно валялась на полу в своей комнате и смотрела какой-то очередной мультсериал, бурно переживая за его героев.

Когда Лоранс открыла дверь, она от неожиданности всплеснула руками.

- О, мадам! Это вы?! Какая радость! А мы ведь вас сегодня и не ждали!

Милен смущенно улыбнулась и, поприветствовав Лоранс, прошла в гостиную. За ней в дом вошел шофер, несший в одной руке чемодан, а в другой - клетку с удивленным и притихшим капуцином. Лоранс, увидев обезьяну, брезгливо сморщилась и, ткнув в нее пальцем, спросила:

- Кто это?! Мадам, шофер не ошибся ли с доставкой? Это ведь не зоопарк!

- Все в порядке, Лоранс.

Милен открыла клетку, и капуцин, уже привыкший к новой хозяйке, по-свойски бесцеремонно вскочил ей на плечо, ошарашено вертя огромными глазами.

- Познакомьтесь. Это теперь новый член семьи. Это сапажу. Его зовут Е.Т.

- Е.Т.? Странно...

- А где Доминик?

- О, мадам, не напоминайте мне об этой девчонке!

Милен удивленно взглянула на нее.

- Когда ни вас, ни мсье Робера нет дома, с ней просто сладу нет. Упрямая, как не знаю кто! Вот сегодня, например, пришла из гимназии, я ей говорю, чтобы немного отдохнула и садилась за уроки. Но разве она послушает?! Сидит сейчас у себя и телевизор смотрит.

- Ну, что вы, Лоранс, - улыбнулась Милен, - она все же еще ребенок. К тому же, она достойная дочь своей матери, я ведь тоже упрямая. И скажу вам по секрету, я так же, как и она, в свое время ненавидела школу.

- Вообще-то, я тоже...

- Вот видите.

Милен, оставив Е.Т. осваиваться в гостиной, поднялась на второй этаж и уже там, перегнувшись через перила, добавила:

- Когда вернется Патрик, не говорите ему, что я уже дома. Я хочу сделать ему сюрприз. И еще, распорядитесь, пожалуйста, насчет праздничного ужина.

- Хорошо, мадам.

Лоранс направилась на кухню и по пути обернулась на Е.Т., который уже довольно раскованно чувствовал себя, повиснув и раскачиваясь на шторах в гостиной.

- Ох, не хватало мне одного чертенка в этом доме, как еще один появился! - удрученно вздохнула она и пошла на кухню.

Из-за дверей комнаты Доминик слышались громкие звуки мульт-триллера, иногда прерываемые досадливыми возгласами Доминик:

- Ну что же ты?!!.. Давай!.. Обернись же!..

А дальше взрыв детского заразительного смеха. Милен остановилась и с наслаждением вслушивалась в знакомые нотки родного голоска. Ей хотелось и побыстрее войти и обнять дочь, но, с другой стороны, она хотела растянуть удовольствие. Однако полугодовое ожидание этой минуты до того источило душу, что Милен тут же постучала.

- Ну почему бы тебе не заняться уборкой?! - послышался в ответ недовольный голос Ники. - Я же сказала, уроки - потом! А сейчас я отдыхаю!

Милен рассмеялась и вошла в комнату. Обернувшись, Ники на мгновение опешила, а потом, радостно вскрикнув, бросилась на шею Милен.

- Мамочка!!! Ты вернулась!

Милен, опустившись на колени, крепко прижала Ники к себе. О, какое это было счастье - обнимать дитя, свое собственное, родное дитя! От прикосновения ее маленького тельца по Милен словно ток прошел. Волна эмоций поглотила ее. Как много слов готовила она для этой встречи! Но все они потонули в глубочайшей пропасти невообразимого счастья. Ей хотелось прижать девочку еще сильнее, будто этого объятия было недостаточно, чтобы освободиться от суровой, сухой тоски, но она боялась причинить дочке боль. Милен трясущимися руками стала гладить Ники по ее темным мягким волосам, стала целовать ее руки, лицо. Потом снова обняла ее.

- Боже, как же ты выросла! - прошептала Милен. - Совсем взрослая стала... А я не видела. Меня не было рядом...

- Я так рада, что вернулась! Что у вас все хорошо! У тебя ведь все хорошо, девочка моя, миленькая моя?

Милен смахнула слезу и взглянула на Доминик, которая, в свою очередь, испуганно всматривалась в глаза матери. Уголки ее рта опустились вниз, глаза сощурились и на них тоже заблестели слезы.

- Мамочка, почему ты плачешь? - прошептала она тоненьким голоском, переходящем в стон. - Тебе что-то не нравится, да?

Ники заплакала и еще крепче обняла шею Милен, уткнувшись подрагивающей головкой ей в плечо.

- Нет, солнышко мое! Нет же! - Милен была не в состоянии сдерживать свои слезы. - Это я от радости! Мне так хорошо. Я еще никогда не была так счастлива, как сейчас! Не надо, не плачь.

Она вытерла всхлипывающей Ники слезы и, поцеловав в маленький курносый носик, подмигнула ей.

- Ну вот, видишь, мама не плачет, и Ники тоже не будет плакать. Правда?

Доминик утвердительно качнула головой, не выпуская из цепких рук шею матери.

- Я тебя очень-очень-очень люблю, мамочка! Не уезжай, пожалуйста, больше никуда! Мне грустно без тебя и плакать хочется.

- Я тоже тебя люблю!

Милен поднялась с пола и, взяв дочку на руки и прижав ее голову к своему плечу, вышла с ней из комнаты.

- Я больше никуда не уеду. И моей принцессе никогда больше не будет грустно. И она никогда больше не будет плакать…

Милен снова поцеловала ее.

- А что ты мне привезла? - вдруг встрепенулась Ники, и ее глазки заблестели живым, озорным огоньком. - Папа говорил, что у тебя для меня есть сюрприз.

- Он был прав, - Милен улыбнулась. - Ты давно мечтала о братике, вот я и решила…

- Ой, мамочка! Ты беременна?! - обрадовалась Ники. - А папа знает?

- Нет, - улыбнулась она. - Аист пока пролетает мимо нашего дома.

"И слава Богу!" - мелькнуло у нее в голове.

- Аист?!! - фыркнула Ники и деловито добавила: - Мам, брось ты эти сказки про аиста! Я уже взрослая и прекрасно знаю, откуда берутся дети! И аист тут ни при чем.

- И откуда же? - с интересом спросила Милен.

Ники махнула рукой и глубокомысленно произнесла:

- От любви.

Милен расхохоталась, опустив дочку на пол.

- А что, мам, ты не знала? - удивилась Ники.

- Ну, почему же, - сквозь смех воскликнула Милен. - Предполагала.

Пожав плечами, Доминик сбежала вниз по лестнице и внезапно остановилась в дверях гостиной.

- Это мне? - спросила она у спускавшейся Милен.

- Конечно, он не очень похож на настоящего братика.

- Спасибо, мам! - Ники чмокнула ее в щеку и подошла к обезьяне. - Как его зовут?

- Е.Т. или Инопланетянин.

- Какой миленький!

Ники осторожно погладила капуцина по голове. Е.Т. внимательно, с любопытством наблюдал за ее действиями, недоверчиво изучая ее своими огромными глазами. Доминик, доброжелательно улыбаясь, попыталась взять его на руки, но капуцин перепрыгнул на спинку соседнего кресла.

- Эй, не бойся. Я не сделаю тебе ничего плохого.

Доминик снова погладила его. Не видя со стороны девочки никакой агрессии, Е.Т. позволил приласкать себя. И через несколько минут они, кажется, были уже вполне хорошими “друзьями: Е.Т. бесцеремонно дергал ее за волосы, а Ники радостно повизгивала.